пальцы коснулись светящихся символов, поверхность под Шеном разлетелась мириадами осколков и он рухнул в мутно-голубые воды.

Глава 232. Летопись бытия

Шен машинально задержал дыхание и зажмурился, словно в самом деле упал в воду, но ощущения отличались. Спустя некоторое время он приоткрыл глаза, одновременно пытаясь осознать свои странные впечатления. Невесомость — более подходило под определение. Шен завис в этой невесомости, ощущая, как волосы развеваются, будто на волнах, и широкие полы верхней одежды уплывают в разные стороны. При этом он совершенно точно мог дышать, потому что не сдержался и сделал маленький вдох. В какой-то момент он посмотрел на свои руки, чтобы проверить, не стал ли призраком, как Муан. Нет, определение «невесомость» больше подходило под ситуацию.

Муан обхватил его талию и притянул к себе прежде, чем Шен смог осознать, что он творит. Шен, наконец, опустил ноги на твердую поверхность и тут же отпрянул в сторону, стараясь больше с ним не соприкасаться. Решив отложить возмущение, он сосредоточил внимание на окружающей обстановке.

Мутно-голубой был основным цветом, а вокруг вторгшихся без спроса заклинателей бесконечной лентой развернулся свиток. Шен не видел ни начала, ни конца, лишь длинное, качающееся будто на волнах, золотистое полотно с вязью символов.

— Это… — призрачные глаза Муана расширились.

Шен обернулся к нему.

— Я слышал легенду о письменах бытия… Неужели это они и есть? — продолжил Муан.

Шен вновь перевел взгляд на свиток. Пока Муан потрясенно прикидывал правдоподобность своей версии, хозяин Проклятого пика подошел к ближайшему витку свитка и вгляделся в светящиеся символы. Он ожидаемо не понял ни слова, хотя это немного разочаровывало. Он уже хотел было отойти, не тратя попусту время, но тут заметил среди светящейся вязи черные, словно написанные тушью, строчки. Они кое-как были впихнуты между стройными рядами символов, будто некто кощунственно оставил примечания. Приглядевшись внимательнее, Шен осознал, что черные символы — такие же нечитаемые, однако отдельные слова ему знакомы, а все вместе выглядит это… как программный код?

Шен ощутил, как мурашки пробежали по плечам. Он неосознанно протянул руку, чтобы дотронуться до черных надписей пальцем, будто бы собираясь проверить, нельзя ли их сковырнуть ногтем. Свиток качнулся в сторону от его руки, словно его оттолкнула энергетическая волна. План с самого начала не выдерживал никакой критики, поэтому Шен опустил руку, но в этот момент свиток дернулся в его сторону и петлей обвился вокруг запястья. Шен замер. Свиток не причинял дискомфорта, но это было как-то жутко.

Слегка дернув рукой, Шен вгляделся в письмена рядом с запястьем, но символы не стали внезапно понятнее, они ярко пылали и словно пульсировали.

— Что ты делаешь?! — взволнованно воскликнул Муан.

Шен продолжал вглядываться в письмена, не обратив на оклик Муана внимание. В тот момент, когда он уже подумывал, не стоит ли просто покрутить запястье так, чтобы сбросить с него свиток, тот, словно став нематериальным, насквозь прошел через его запястье, петля раскрутилась и свиток вновь повис в воздухе.

— Почему у меня странное ощущение дежа вю?.. — задумчиво пробормотал Шен.

— Что произошло?

— Не знаю… Но если ты прав и это письмена бытия, то кто-то дополнил их, — старейшина пика Черного лотоса указал на черные символы.

— Хочешь сказать, Админ посмел посягнуть на священные письмена? Но там записаны все законы мироздания! Нельзя просто дописать что-то «от себя» — это может привести к разрушению мира!

Шен проследил взглядом за лентой священного свитка, пытаясь обнаружить начало или конец, но не преуспел. Он поднял голову и с удивлением увидел, что откуда-то плывут по воздуху бумажные фонарики.

— О?

Муан посмотрел вверх, проследив за его взглядом. Фонарики были всевозможных форм и расцветок, были и обычные, круглые или прямоугольные, были в форме цветов и животных, в форме зданий и оружия. Все они парили в воздухе, некоторые — очень далеко, горящие точки-звезды, а некоторые опускались, будто что-то притягивало их к застывшим заклинателям.

Не у кого было спросить: «Что здесь вообще происходит?!», поэтому Шен молча наблюдал за происходящим, а поглядывающему на него Муану казалось, что тот невозмутимо-спокоен.

К Шену опустился большой фонарь в виде цветка лотоса. Тот обхватил его руками и заглянул внутрь, с любопытством вопрошая:

— А что горит?

Учитывая все странности этого места, было почти невероятным, если бы в фонариках горели обычные огоньки.

Шен почувствовал пробравший до костей холод. А светящийся шарик внутри фонаря расширился, поглощая бумажные стенки, пальцы Шена и его сознание. Шен быстро заморгал, пытаясь избавиться от затопившего глаза света.

Когда свет достаточно померк, старейшина пика Черного лотоса разглядел стоящую на коленях Рурет. Перед ней была начертана сложная печать. Шен вгляделся в символы, пытаясь на всякий случай запомнить каждый штрих, но затем, опомнившись, позвал ее. Рурет не повернула головы, словно не слышала и даже не ощущала его присутствия. Шен окинул взглядом окружающее пространство. Это все больше походило на воспоминание, а они находились в просторном зале, место которого должна была со временем занять зала Глубинной тьмы. Необычно было то, что он наблюдал за Рурет со стороны, однако рядом не было никого, кому могло бы принадлежать воспоминание. Разве что сам мир записал его в летопись… письмена бытия.

А ведь Система говорила, что все записывает. Неужели?..

Печать перед Рурет вспыхнула, а вслед за этим содрогнулась земля. Шен видел, как потрясенно расширились девичьи глаза, несколько мгновений на этом лице читалась настоящая паника. Пол под ее ногами пошел трещинами, комната затряслась, будто при семибалльном землетрясении, а из расщелины перед Рурет вырвался ослепительно-яркий свет.

— Что не так? — произнесла девушка.

Почему эта энергия такая болезненная и неистовая?

— Рурет, нет! Что ты делаешь?!

Шен обернулся на собственный крик. Настоящий Шен бежал к Рурет, вытянув руку, будто собираясь утянуть ее подальше от того, что она натворила, и уже потом разбираться в случившемся.

Но Рурет, в отличие от Шена, уже осознала последствия своей ошибки. Священный источник, к которому она так стремилась, оказался